Книга Семи Дорог - Страница 74

– Очень надеюсь, что хотя бы третье желание будет услышано! Нельзя так доставать маму! – прокомментировал Багров.

Ирка, спохватившись, посмотрела на руки, показавшиеся ей странно пустыми. Щенок, которого она поставила на землю, когда начала разглядывать камни, куда-то исчез. Они нашли его не скоро, там, где крошащаяся гора делала ступеньку. От могилы Волошина ступенька была метрах в пятидесяти. Редкий турист доходил сюда, поскольку место было в стороне от туристической тропы.

Щенок сидел и, смешно наклонив голову, разглядывал плоскую плиту с надписью:

«ОНО ТУТ. Я не могу остановить ЕГО в себе!»

Буквы были смыты дождем и выцвели на солнце. Ирка смогла разглядеть их, только наклонившись совсем близко.

– Думаешь, он что-то учуял? Но как? Он же никогда не… – начал Багров.

– Помоги! – велела Ирка.

Матвей стал искать, за что ухватиться, но Ирка опередила его и справилась сама. Под камнем было маленькое углубление, в котором что-то вяло шевелилось. Трехкопейная дева опустилась на колени и подняла его.

На ладони лежало зудящее маленькое зло – полураздавленная оса с крошечным личиком суккуба. Ирка слышала от кого-то, что таких ос Лигул несколько лет назад выпустил около миллиона. Это была первая попытка изготовления миниатюрной модели суккуба. Она не оправдала надежд. Каждый такой суккуб мог втянуть в себя только один эйдос, но вот доставить его мраку получалось не всегда. Крылья были ломкими, и большинство ос так и пропали где-то.

– И это ее погубило? Эта вот дрянь? – презрительно спросил Багров, толкая осу ногтем.

Трехкопейная дева хотела отбросить ее, но не успела. Живой суккуб приподнялся на передних лапках и ужалил Ирку в пульс. Узкий холод быстро рассосался, и она сразу ощутила тоску, безнадежность, запутанность. Ее захлестнуло чувство, что все в мире – бессмысленный жестокий тупик, люди злы, небо серое, а все мужчины предатели. Чужая пустота заполнила ее до краев, и чтобы заглушить боль, ей захотелось сделать себе еще хуже. Сделать что-то глупое, шокирующее, вызывающее: громко захохотать, поцеловать незнакомого мужчину, скатить с горы большой камень по туристической тропе, кого-то взбесить, обозвать, разбрызгать свою боль. Захотелось, чтобы ее ударили, остановили, притормозили то глупое буйство, которое заставляло биться о стенки жизни. Ирка задыхалась. Ей было омерзительно, что она не может остановиться. Что неведомая, подпитанная мраком сила заставляет ее желать того, что ей как мыслящему существу глубоко противно. Оса с личиком суккуба корчилась на ладони. Багров присел и снизу, очень близко, заглянул ей в лицо.

– Брось! Немедленно! – велел он.

Ирка посмотрела на него пустыми глазами.

– БРОСЬ, тебе говорят! Она тебя убьет! Скорее!

Ирка расхохоталась и дала Матвею пощечину. Резкую и сильную. Его голова мотнулась.

– Ты, мерзость! Уйди от меня! Отвали! Понял?! – завизжала она, срывая голос.

Туристы, поднявшиеся к могиле, все как один смотрели в их сторону. Слов слышать не могли, слишком далеко, но все же понимали, что тут что-то происходит. Ирке было приятно, что она привлекает внимание. Наконец-то! Ее наполнило одноразовое удовольствие бешенства. Она заорала еще громче и с криком «Эта скотина меня бьет! Помогите!» попыталась расцарапать Багрову лицо. Он торопливо отошел назад, показывая пустые ладони.

– Я понял, – сказал он мирно. – Я все понял! Не кипи! Уже ухожу!

– Понял? Так катись! Вон пошел! Или тебе доходчивее объяснить?

Ирка вытянула руку, надеясь дотянуться до его глаз и выцарапать их. Он уклонился, забежал сбоку и, крепко поймав ее за запястье, сорвал с ладони впившуюся в нее осу.

Суккуб упал на камень. Быстро пополз, задирая крошечное личико и шипя. На его жале, которое то всовывалось, то высовывалось, дрожало багровое пятнышко крови. Ирка бросилась спасать его. Ей казалось: в мире нет ничего дороже этой крошечной осы. Все радости, вся ее жизнь, все удовольствия – только в ней. Недавняя боль была напрочь забыта. Она попыталась закрыть осу своим телом. Багров схватил ее за плечи, рванул в сторону и, наступив на суккуба каблуком, провернулся на месте.

Ирка услышала хруст, потом писк, потом от камня поднялось облачко вони – и все. Наваждение ушло. Она перестала биться в руках у Багрова.

– Отпусти! – потребовала бывшая валькирия.

– Уверена?

– Да, отпусти! – повторила Ирка устало.

Матвей разжал руку. Подбегавший к ним рослый турист, мчавшийся, как видно, защищать даму от нападения, остановился в недоумении. Ребята вежливо смотрели на него.

– Он к вам лез? Все хорошо? – спросил турист, переводя дух.

– Все никогда не может быть хорошо. Что-нибудь обязательно будет плохо, – назидательно произнесла Ирка. – Но в данном случае инцидент исчерпан. Благодарю вас!

Глаза туриста округлились. Бывшая валькирия почувствовала, что он отчасти жалеет, что Матвей ей не двинул.

– Ты это, парень! Не бузи! Сдерживай себя! – посоветовал спаситель Матвею и, покачав головой, ретировался.

Трехкопейная дева опустилась на корточки, потом оперлась на руки и разглядывала раздавленного суккуба вблизи.

– Лучше не надо. Он и так сдохнет, – посоветовал Багров.

Маленькое, злое, почти человеческое лицо смялось, зубы были оскалены. Одно из крыльев продолжало безостановочно двигаться.

– Нормально! Ну-ка помоги мне! Дай нож!

Матвей щелкнул кнопочным ножом и протянул его Ирке. Морщась и помогая себе куском камня, она вскрыла суккубу полосатое брюшко. Это оказалось непросто. Оно было как кусок твердой резины.