Книга Семи Дорог - Страница 25

К оглавлению

25

Меф брызнул в него водой, от которой туалетный человечек легко увернулся. На двухмерном пространстве стены он перемещался легко и ловко.

– Разговор есть! Тебе велят кое-что вернуть! Оно принадлежит мраку!

Буслаев нахмурился.

– Что вернуть? Силы?

Туалетный человечек скривил похожий на скобку рот.

– Другое! – лаконично ответил он.

– Кто конкретно велит?

Тот с многозначительной угрозой ткнул пальцем вниз, на кафель под раковиной.

– Мне ничего не передавали! Я ничего не брал! – заявил Меф.

Собеседник не ожидал иного ответа.

– Верни! – повторил он. – Хуже будет!

Меф с трудом сдержался, чтобы не врезать по стене кулаком. Он знал, что ничего не сможет сделать суккубу. Даже если разнесет туалет, тот будет приплясывать где-нибудь на потолке.

– А если не верну?

Тот провел большим пальцем по шее и высунул язык. Человека с перерезанным горлом он изображал ну очень убедительно.

Глава 6
Мост у «Киевской»

Чудеса света таковы, что нежелающих видеть их и верить в них они никогда ни в чем не убедят. Можно даже сказать, что каждое чудо разово и рассчитано на одного-единственного человека.

Записи Ирки

Когда Матвей вернулся к Ирке, она держала на коленях щенка и кормила его. Если в первые дни он еще балансировал между жизнью и смертью, то теперь тельце округлялось. Он решительно выбрал курс на жизнь. Щенок был еще слеп, но уже как-то узнавал хозяйку и повиливал хвостом. Дважды они слышали, как малыш пытается тявкать. Лай был похож на кашель, но все же лай.

Кроме того, у щенка обнаружились и некоторые вполне ожидаемые недостатки, приводившие ко вполне ожидаемым последствиям. За ним надо было постоянно вытирать и убирать. Пока Багров, ругаясь, убирал (почему-то уборка сваливалась всегда на него), Ирка сделала в дневнике запись, что домашние животные делятся на пахнущих и воняющих. Причем грань между двумя этими понятиями прочерчивается любовью.

– Я не могла тебе дозвониться! – сказала она, но сказала как-то невнимательно. Багров понял, что расспросов не будет. Ирка утонула в заботе о щенке, на несколько часов забыв о его существовании.

Когда малыш уснул, Ирка взяла карандаш и стала отмечать в тетради график кормления. Она сама себя не узнавала: такая безалаберная в быту, а тут вдруг какие-то графики, дневной прирост веса и так далее. Поняв, что забыла, сколько щенок прибавил вчера, она машинально стала грызть карандаш. Оглядывала следы зубов и снова грызла. Причем карандаш кусала не стихийно, а обгрызала по кругу, чтобы остался ровный след зубов. Коварный Багров заметил это и предложил принести с улицы щепочек на ужин. Трехкопейная дева запустила в него подушкой. Некромаг успел наложить на подушку заклятие бумеранга, и, втрое ускорившись, она вернулась к Ирке. Готовая к неожиданностям, девушка встретила подушку еще одним заклятием бумеранга. Багров пригнулся. Подушка ударилась в стену и, лопнув по шву, пустила перо.

– Ты думай, что делаешь! Ты ускорила мое тройное еще в три раза! Ответь я тем же, следующим усилением мы вынесли бы стену, – предупредил Матвей.

Ирка посмотрела на плакат: «Разжигать костры запрещено!», изображавший туриста с лицом маньяка и спичкой в вытянутой руке. Плакат пылился в углу рядом с десятком таких же, оставшихся со времен, когда их кирпичный сарай был будкой технической службы.

– Может, и надо было, – пробормотала она.

Они с Матвеем уже месяц как планировали переезд в Приют Валькирий, но никак не могли достигнуть нужного градуса раздражения, необходимого для перетаскивания мебели и расталкивания по коробкам множества книг.

Багров чутко уловил скачок Иркиного настроения.

– Чего с тобой такое?

– Ничего.

Матвей молчал, и она поняла, что «ничевом» его не провести.

– Помнишь, я тебе говорила? Ну мою мысль, что после смерти каждой валькирии положена своя планета? А мне достанутся только четыре стены Приюта Валькирий, потому что я предпочла его всему остальному!

– Неужели тебе этого мало? Зачем вечность, когда есть я? – не поверил Багров.

Ирка пожала плечами.

– Ну, планета это так, частность. Может, чего-нибудь такое там будет, чего я и представить сейчас не могу? Например, все превратятся в прекрасных бабочек, и только я останусь амебой-туфелькой, потому что немного не дотерпела?

Матвей поморщился. Это слово «дотерпела» звучало теперь особенно часто. Оно стояло между ними, как забор, жалило, как пчела. Это было не слово, а черная тень, набегавшая порой на их полные обоюдной радости отношения.

Взгляд недовольно скользнул по пакету, в котором лежал выигранный у мрака подарок. «Нет! Никогда!» – подумал он и бросил его под диван, где в вечной ночи и пыли томились ожидавшие стирки носки.

– Поехали на Воробьевы! – предложил Матвей.

Туда приехали около десяти вечера. Было уже темно. Они вышли из метро и двинулись по набережной в сторону Парка культуры. У воды на огороженных площадках колдовали пиротехники, а озабоченная охрана следила, чтобы никто не подходил близко. Ирку и Матвея обгоняли велосипедисты и роллеры в огромном количестве.

Наверх они не поднимались, остались у реки. Обзорная площадка на Воробьевых горах была традиционно запружена группами японцев и немцев, которые были очень недовольны тем, что тут много японцев и немцев.

Настроение у Багрова улучшилось. Он держал Ирку за руку и рассказывал ей историю пяти свежевыдуманных человечков. Человечков звали Чтоблин, Ктоблин, Чегоблин, Почемублин и Нифигас. По версии Матвея, они шатались по белу свету и влипали в истории. Чтоблин, Ктоблин и Чегоблин были три дуралея. Почемублин представлялся ей чем-то вроде глупого здоровенного гоблина, а Нифигас был маленький красноносый старичок с тоненькими ножками и выспренной речью.

25